можно в литературных источниках , которые были использованы при создании данного сборника. *** Хуэй-ко (486-593? гг.) не раз просил Бодхидхарму дать ему наставления, но все время поучал отказ. Однако он продолжал сидеть в медитации у входа в пещеру Бодхидхармы, терпеливо ожидая на снегу, когда тот сжалится. Наконец, доведенный до отчаяния, он отсек себе левую руку и преподнес ее учителю как доказательство своей беспримерной искренности. Тогда Бодхидхарма, наконец, спросил Хуэй-ко, что ему надо. "У меня нет в уме покоя, - сказал Хуэй-ко. - Пожалуйста, успокой мой ум". "Вытащи его и покажи мне, - ответил Бодхидхарма, - тогда я успокою его". "Но когда я начинаю искать свой ум, - возразил Хуэй-ко, - я никак не могу обнаружить его". "Ну вот, - рявкнул Бодхидхарма, - я и успокоил твой ум". В этот момент у Хуэй-ко и произошло просветление. Четвертым патриархом Дзен вслед за Сэн-цанем стал, как утверждает легенда, Дао-синь (579-652гг.). Он пришел к Сэн-цаню с вопросом: - Каким способом можно достичь освобождения? - Кто связал тебя? - спросил Сэн-цань. - Никто меня не связывал. - Тогда зачем ты стремишься к освобождению? Это было моментом сатори Дао-синя. Пятым патриархом Дзен был Хун-жань (601-675). При первой встрече с Хун-жанем тогдашний патриарх спросил: - Как твое имя (син) ? - У меня есть природа (син) - отвечал Хун-жань, играя словами, - но это не обычная природа. - Каково же твое имя, - настаивал Патриарх, не уловив игры слов. - Это природа Будды. - Значит, у тебя нет имени? - Конечно, потому что эта природа - пуста. Хун-жань, пятый патриарх, объявил, что ищет себе преемника, которому и передаст власть вместе с символами: одеянием и чашей для подаяния. Этих предметов удостоится тот, кто представит лучшее стихотворение, выражающее его собственное понимание буддизма. Главным монахом в общине был в то время некий Шен-сю, и все, естественно, ожидали, что власть перейдет к нему, так что и не пытались соперничать. Шен-сю, однако, не был уверен в своем понимании буддизма и представил стихотворение анонимно, намереваясь признаться в авторстве лишь в том случае, если Патриарх одобрит его. Ночью на стене коридора, ведущего в покои Патриарха, он начертал следующие строчки:
На следующий день Партиарх прочел стихотворение и велел воскурить под ним благовония. Он сказал, что тот, кто следует таким правилам, сможет осознать свою истинную природу. Но когда Шень-сю пришел к нему тайком и признался в своем авторстве, Патриарх заявил, что его понимание еще далеко от совершенства. На следующее утро на стене рядом с первым появилось новое стихотворение:
Патриарх знал, что только Хуэй-нен мог написать эти строчки, но, опасаясь зависти монахов, он стер их своей туфлей и ночью тайно вызвал Хуэй-нена к себе. Тут он передал ему патриаршество вместе с одеянием и чашей и велел бежать в горы и скрываться там, пока обида монахов не утихнет и не наступит время для его публичного учительствования. Книга "Чуэн Дэн Лу" передает очаровательный рассказ о встрече Дао-синя с мудрецом Фа-юнем, который жил в уединенном храме на горе Нью-тоу и был таким праведником, что птицы подносили ему в дар цветы. Однажды во время их разговора зарычал дикий зверь, и Дао-синь вскочил на ноги. Тогда Фа-юнь заметил: "Я вижу, это еще есть в тебе", - подразумевая, вероятно, инстинктивную "страсть" - страх. Вскоре после этого, оставшись один, Дао-синь начертил китайский иероглиф "Будда" на камне, где Фа-юнь имел обыкновение сидеть. Вернувшись, Фа-юнь захотел сесть, но увидел сакральное Имя и не решался сесть. "Я вижу, - сказал Дао-синь, - это еще есть в тебе". При этих словах Фа-юнь полностью пробудился... и птицы перестали носить ему цветы. Рассказывают, как Хуай-джан обратил в Дзен своего будущего преемника Ма-цзы, когда тот упражнялся в сидячей медитации в монастыре Чжуань-Фа: - Ваше преподобие, - сказал Хуай-джан, - какую цель вы преследуете, сидя в медитации? - Цель, - отвечал Ма-цзы, - в том, чтобы стать Буддой. Тогда Хуан-джан подобрал плитку от пола и стал шлифовать ее о камень. - Что вы делаете, учитель? - спросил Ма-цзы. - Я полирую плитку, чтобы она стала зеркалом. - Как можно, полирую плитку, сделать ее зеркалом? - Как можно, сидя в медитации, стать Буддой? Ученик Ма-цзы Нань-чжуан (748-843гг.) однажды вмешался в спор монахов, обсуждавших, кому принадлежит кошка. Он пригрозил, что разрубит животное лопатой, если никто из монахов не скажет "доброго слова", т.е. не выразит немедленно свой Дзен. В наступившей мертвой тишине учитель разрубил кошку пополам. Вечером того же дня Нань-чжуань рассказал об этом Чжао-чжоу (778-897 ?). Тот тут же, возложив туфли себе на голову, вышел из комнаты. "Если бы ты был при этом, - сказал Нань-чжуань, - кошка осталась бы жива!". По преданию, Чжао-чжоу (778-897?) получил пробуждение после следующего разговора с Нань-чжуаном: - Что такое Дао? - спросил Чжао-чжоу. - Твой обычный ум и есть Дао, - ответил учитель. - Как можно вернуться к гармонии с ним? - Стремясь к гармонии, ты неминуемо отклоняешься от нее. - Но как можно познать Дао без стремления? - Дао, - ответил учитель, - не принадлежит ни знанию, ни не-знанию. Знание - это ложное понимание. Незнание - это слепое неведение. Для действительно постигшего Дао оно подобно пустому небу. Зачем же притягивать сюда истину и ложь? Однажды Ма-цзу и По-чан во время прогулки заметили пролетающую мимо стаю диких гусей. - Что это? - спросил Ма-цзу. - Это дикие гуси, - сказал По-чан. - Куда они летят? - спросил Ма-цзу. По-чан ответил: "Они уже улетели". Вдруг Ма-цзу схватил По-чана за нос и скрутил его так, что тот вскрикнул от боли. - Как, - воскликнул Ма-цзу, - могли они улететь?! В этот миг По-чан достиг просветления. Однажды монах спросил Цуй-вэя, в чем суть буддизма. Тот ответил: "Подожди, пока все разойдутся, тогда я тебе отвечу". Спустя некоторое время монах пришел снова и говорит: "Вот, все разошлись, пожалуйста, ответьте мне". Не говоря ни слова, Цуй-вэй вывел его в сад и подвел к бамбуковой роще. Монах все еще не понимал. Тогда Цуй-вэй произнес: "Вот высокий бамбук, а вот - низкий!" Нансэн смотрит на цветок. Однажды в разговоре с Нансэном Осе Рикко Тайфу сказал: "Дзе Хоси говорит: небо, земля и я - одного происхождения, все вещи и я - из одной субстанции. Не странно ли?" Нансэн указал на цветок в саду и промолвил: "Нынешний народ видит этот цветок как бы во сне". Однажды Рикко сказал Нансэну: "Ваш ученик немного понимает буддизм". "А как обстоит дело в течение всех двадцати четырех часов?" - спросил Нансэн. "Он бредет без единого клочка одежды", - отвечал Рикко. Тогда Нансэн сказал: "Этот малый все еще стоит за дверьми зала. Он не достиг Дао. Добродетельный правитель не держит умных слуг". Один монах спросил Чжао-чжоу: "С какой целью прибыл с Запада Первый Патриарх?" (Это формальный вопрос, уясняющий суть учения Бодхидхармы, иначе говоря, самого Дзен). Чжао-чжоу ответил: - Кипарис во дворе. - Вы, очевидно, пытаетесь показать это средствами объективной реальности? - Нет, не пытаюсь - возразил учитель. - С какой же все-таки целью прибыл с Запада Первый Патриарх? - Кипарис во дворе! Один монах спросил Цуй-вэя: "С какой целью прибыл с Запада Первый Патриарх?" Цуй-вэй сказал: "Передай-ка мне подставку". И как только монах подал ее, Цуй-вэй ударил его этой подставкой. Ученик: "В чем суть буддизма?" Мастер: "Пока не постигнете, не поймете". Фа-ен спросил однажды монаха Сюань-цзы, почему тот никогда не задает ему вопросов о Дзен. Монах ответил, что получил разъяснения по этому поводу от своего прежнего учителя. Фа-ен попросил, чтобы он изложил свое понимание, и монах рассказал, что на вопрос "что такое Будда" он получил такой ответ: "Пин-тин Тун-цзы пришел за огнем". - Хороший ответ, - сказал Фа-ен. - Но я не уверен, что ты его понял. - Пин-тин, - объяснил монах, - это Бог огня. Искать огня для него то же самое, что для меня - искать Будду. Я и так Будда, и не о чем спрашивать. - Так я и знал, - рассмеялся Фа-янь. - Ты этого не понимаешь. Монах так обиделся, что ушел из монастыря. Но через некоторое время он раскаялся и вернулся, смиренно прося у учителя наставлений. - Спрашивай, - сказал Фа-янь. - Что такое Будда? - спросил монах. - Пин-тин Тун-цзы пришел за огнем! У По-чана было так много учеников, что пришлось открыть новый монастырь. Чтобы подобрать подходящую кандидатуру в руководители этого монастыря, он собрал всех своих монахов, поставил перед ними кувшин и сказал: - Не называя это кувшином, скажите, что это такое. Старший монах сказал: "Куском дерева это не назовешь". А монастырский повар поддел кувшин ногой и, перевернув его, вышел из комнаты. Повара назначили главой нового монастыря. Профессор Ирвинг Ли из Северо-Западного Университета показывал студентам спичечный коробок и спрашивал: "Что это?" Студенты, как правило, попадались в ловушку и отвечали: "Спичечный коробок!" Тогда профессор Ли с криком: "Нет! Нет! Это вот что!" - бросал в них коробок. При этом он говорил: "Спичечный коробок" - это просто звук. Разве это - звук?" Однажды весьма агрессивный монах из Ничирена приставал к Банкею, утверждая, что не в силах понять ни слова из его речей. Учитель попросил его подойти поближе. Монах выступил на шаг вперед. "Еще ближе" - сказал Банкей. Тот сделал еще один шаг. "Как хорошо вы меня понимаете!" - сказал Банкей. Когда губернатор провинции Лан спросил Яо-шаня: "Что такое Дао?", учитель молча указал вверх на небо и вниз на кувшин с водой, стоявший рядом на земле. И когда его попросили объяснить свой жест, он сказал: "Облаков небе и вода в кувшине". Один монах спросил Фэн Сюэ: "Когда и речь, и молчание одинаково недопустимы, как пройти, не совершив ошибки?" Учитель ответил: "Никогда не забуду Кьянзу в марте - Учитель школы Винайя спросил однажды адепта дзена: "Как вы дисциплинируете себя в повседневной жизни?" Адепт ответил: "Когда я голоден, я ем, когда устаю - ложусь спать". "Но это делает вообще каждый. Тогда о каждом можно сказать, что он так же, как вы, занимается самодисциплиной?" "Нет, это совсем другое". "А почему не то же самое?" "Когда они едят, они не смеют есть, их ум наполнен всякого рода планами. Поэтому я и говорю, что это совсем другое". Риндзай прочел однажды следующую короткую проповедь: "Существует некий истинный человек без титула, что скрывается за розовой плотью вещей. Он все время ходит и выходит через ваши органы чувств, те, кто не нашел его в себе, смотрите, смотрите!" Монах вышел и спросил: "Кто этот человек без титула?" Риндзай поднялся со своего соломенного стула и, схватив монаха, сказал: "Говори, говори!" Монах не знал, что сказать, и учитель отпустил его, сказав: "Какой чурбан этот истинный человек без титула". После этого учитель пошел к себе. Некогда жили двое хороших друзей Текей и Хофуку. Они беседовали о пути бодхисаттвы, и Текей сказал: "Даже, если бы у архата были дурные желания, все же Татхагат не имеет слов двух родов. Я говорю, что Татхагата имеет слова и эти слова - не двойственны". Хофуку отвечал: "Мы уже достаточно обсудили этот вопрос, давайте выпьем чашку чая". Бодхидхарма, первый патриарх Дзен в Китае, прибыл в эту страну из Индии в VI веке. Император V династии Лян пригласил его ко двору. Он был благочестивым, набожным буддистом, он изучал махаянистские "Сутры" и практиковал такие добродетели, как щедрость и смирение. При встрече император спросил у индийского наставника: - В "Сутрах" много говорится о высочайшей и святейшей истине. Достопочтенный учитель, поведайте мне эту истину! - Всеобъемлющая пустота и ничего святого, - ответил Бодхидхарма. - Если во всеобъемлющей пустоте абсолютной истины нет ничего высокого и святого, кто же тогда стоит здесь передо мной? - спросил император. - Не знаю, ваше величество, - ответил Бодхидхарма. Император не понял подлинный смысл слов патриарха, и тогда Бодхидхарма покинул дворец и поселился на севере страны. Однажды мастер по имени Исан (771-853) собирал со своими учениками чайные листья. Среди них был Кедзан, который к тому времени сам уже стал мастером. Исан спросил: - Мы целый день собираем чайные листья. Все это время я слышу твой голос, но не вижу твоей формы. Покажи-ка мне свою первичную форму. Кедзан потряс чайный куст. - Ты предлагаешь действие, а не сущность, - сказал Исан. - А как бы вы ответили? - спросил Кедзан. Исан некоторое время молчал, и тогда Кедзан сказал: - Вы предлагаете мне сущность, а не действие. - Я освобождаю тебя от двадцати ударов палкой, - заключил Исан. Монах спросил у Бокудзю: - Мы одеваемся и едим каждый день. Как нам избежать необходимости одеваться и есть? - Мы одеваемся, мы едим, - ответил мастер. - Я не понимаю. - Если ты не понимаешь, одевайся и ешь, - сказал Бокудзю. Досин сказал Сосану: - Как достичь освобождения? - Кто держит тебя в рабстве? - Никто. - Тогда зачем тебе искать освобождения? Однажды мастер и ученик работали в саду. Для подрезания деревьев они пользовались одним ножом. Неожиданно ученик обратился к мастеру: - Дайте мне нож. -Мастер протянул его острием вперед. - Позвольте мне взять за другой конец, - попросил ученик. - А что ты будешь делать с другим концом? - ответил мастер. У Дзесю (778-897) спросили: - Могут ли у Будды быть желания? - Да, могут, - ответил он. - Как это может быть? - настаивал спрашивающий. - Вот, например, его желание спасти весь мир, - сказал мастер. К Дзесю пришел посетитель и спросил: - Я много наслышан, что ваш монастырь славится своим каменным мостом. Но здесь я вижу только старую колоду, переброшенную через реку. Что это значит? - Ты видишь колоду и не видишь каменного моста, - сказал мастер. - Где же тогда каменный мост? - добивался посетитель. - Лошади проходят по нему, и ослы тоже, - ответил Дзесю. Как-то монах спросил у дзенского мастера: - Кто такой Будда? Мастер показал этого монаха всем собравшимся на проповедь и заметил: - И где только этот монах собирается искать своего Будду? Разве не глупо с его стороны задавать такие вопросы? Сюн, живший во времена династии Сун, пожаловал к последователю дзен, который имел обыкновение задавать вопросы всем незнакомым монахам, приходившим к нему в гости. Вот какой разговор состоялся между дзен-буддистом и молодым монахом. - Что ты скажешь о старинном зеркале, которое тщательно отполировано? - Небо и земля залиты светом. - А до полирования? - Темнее черного лака. После этого дзен-буддист в миру с сожалением признал, что монах не заслуживает оказанного ему гостеприимства. Монах Сюн вернулся к старому мастеру и спросил его: - Что вы скажете о старинном зеркале, которое еще не отполировано? - Хань-ян находится недалеко отсюда. - А после полирования? - Остров Попугаев (Ин-у) раскинулся перед Павильоном Желтых аистов (Хуан-хуэ). Эти слова старого мастера в один миг открыли глаза молодого монаха на смысл старинного зеркала, которое обсуждалось в их разговоре. Одного из величайших китайских мастеров, патриарха Хуэй-нэна (VII в.н.э.) спросили: - Кто унаследовал дух Пятого патриарха? (То есть, кто является патриархом сейчас?) - Тот, кто понимает буддизм, - ответил Хуэй-нэн. - Унаследовали ли вы его? - настаивал монах. - Нет. - Почему? - Потому что я не понимаю буддизм. - Я нахожусь подле вас уже давно, - сказал ученик мастеру, - но все же я не понимаю вас. Почему это так? - Там, где ты не понимаешь, есть место для понимания, - ответил мастер. - Как понимание возможно там, где оно невозможно? - Корова родила слоненка; облака пыли поднимаются над океаном. Монах пришел к великому мастеру дзен Уммону (?-949) и спросил: - Если в сознании у человека нет ни одной мысли, велико ли его заблуждение? - Как гора Сумэру! - воскликнул Уммон. Император династии Лян У-ди спросил великого наставника Дамо: "В чем высший смысл святых истин?" Дамо ответил: "В беспредельно открытом нет святости". Государь спросил: "Кто говорит со мной?" Дамо ответил: "Неведомо". Чжао-чжоу наставлял собравшихся следующими словами: "Великий Путь лишен трудностей, избегайте лишь предпочтения и выбора. Как только появляются слова, появляются 'предпочтение и выбор'. Вот что такое 'ясность'. Я, старый монах, не пребываю в ясности. Держитесь ли вы еще за что-нибудь или нет?" Тут один монах спросил: "Коль скоро вы не пребываете в ясности, за что вы держитесь?" Чжао-чжоу ответил: "Я и этого не знаю". Монах спросил: "Если вы, учитель, этого не знаете, почему вы все же говорите, что не пребываете в ясности?" Чжао-чжоу сказал: "Ты получил ответ на свой вопрос, поклонись и выйди". Монах по имени Хуэй-чао спросил наставника Фа-яня: "Хуэй-чао спрашивает учителя, что такое Будда?" Фа-янь сказал: "Ты - Хуэй-чао". Монах спросил Юнь-мэня: "Что такое 'учение всей жизни'?" Юнь-мэнь ответил: "Сказанное к месту слово". Монах спросил Юнь-мэня: "Если это не присутствующее в данный момент сознание и не присутствующее в данный момент явление, то что это?" Юнь-мэнь ответил: "Суждение, поставленное с ног на голову?" Монах спросил Далуна: "Физическое тело разрушается. А что такое неуничтожимое тело реальности?" Далун сказал: "Горные цветы горят, как узор на парче. Потоки в долинах блещут голубизной, как индиго". Как-то Бо, возвращаясь из туалета, говорит Танькэ: - Я снова понял что такое Дзен - это очень просто. - И что же это? - Да нет же, еще проще! Однажды молодой Дхи пришел к старому Бо. Тот нарисовал посохом круг на песке: - Если ты войдешь в этот круг, я ударю тебя. Если не войдешь - я ударю тебя. Дхи просиял и воскликнул: - Ну разумеется! - подошел и крепко обнял Бо. Тот сильно ударил его посохом. - Как больно бьет этот старик! Дхи спросил: - Что такое Дзен? - Действие не-действия, - ответил Бо. - Это как-то очень сложно... - Дхи поморщился. - Ерунда. Все очень просто - если ты не действуешь, и это действует - то это и есть действие не-действия. - Мир прозрачен - пробормотал Дхи. Как-то Дхи подошел к Бо с вопросом: - Как уберечь человека от ошибок? - Убей его. - Ты имеешь в виду, что человек не может не ошибаться? - Люби его! Дхи спросил у старого Бо: - Что такое Дзен? - Ты что, ослеп?! Дхи сидел и плакал над телом умершей женщины. - Ты так и не разучился жалеть себя, - сказал Бо. - Себя? Но ведь я жалею ее! - Кого-кого? Где нет горы, там есть поле или лес - сходи-ка набери мне цветов. Дхи пришел к Бо, сел рядом, посидел молча и спросил: - Какие твои аргументы? - Молодец! - последовал ответ. Бо сидел и бормотал себе под нос: - Пытающийся спасти не видит обоими глазами; не пытающийся спасти не отбрасывает тени. - Что же делать? - спросил Дхи. - Забудь о себе и шаг за шагом внимательно иди вперед. Дхи пришел к Бо - он выглядел очень возбужденным. - Бо! Со мной произошло нечто удивительное - я понял, что мое личное счастье ничего не значит для меня, я понял, что счастье и несчастье оставляют одинаково глубокий след в душе - важно просто следовать инстинкту любви. Когда я думаю о своем счастье, я становлюсь тупым и мелким. Когда я прозреваю и вижу бессмысленность стремления к счастью и начинаю думать о счастье моих близких - я становлюсь глубоким и светлым. - Ну и глупец же ты! - Почему? - опешил Дхи? - Ты желаешь своим близким то, от чего сам только что избавился. Будь щедрее - отдай самое ценное. И не перекладывай свою мусор в чужую корзину. - Вот прыгнул так прыгнул! - закричал Дхи. Дхи и Бо гуляли по опушке леса. - Бо, друг мой - что же делать?, - спросил Дхи. - Орел взлетает, орел парит - две ошибки, две истины. - Я не понимаю, Бо... - Когда орел взлетает, он трудится и изо всех сил машет крыльями, и в этом его истина. Когда орел взлетел, он не машет крыльями и не совершает усилий и парит свободно в потоке - и в этом вторая истина. Ошибки делает тот, кто не совершает усилий, когда надо взлететь, и совершает усилия, когда уже парит. Дхи спросил у Бо: - Бо, ты мудр, скажи мне - что происходит, когда я испытываю любовь, которая просто струится из моего сердца к никому? Разве можно любить никого? - Любовь к никому? А кто это - "никто"? - Наконец-то я всех вас нашел! - Скажи, Бо - почему ты так редко говоришь о самадхи? Почему не говоришь о нем чаще? - спросил Дхи. - Мы говорим о самадхи только потому, что все остальное время говорим о чем-то другом. - Можем ли мы молчать о самадхи? - Это одно и то же. - Как же тогда нам говорить об этом? - Странно... ведь я сегодня утром налил тебе чаю, разве нет? Дхи был в мрачном настроении: - Иногда веришь в огонь только тогда, когда видишь, как от него загорается другой огонь, - в сердцах сказал он. - А ты не смотри, - ответил Бо. - Что такое секс, Бо? - Оргазм сердца. - Что же тогда любовь? - Различия отвратительны. Как-то раз Дхи собрался с духом и снова спросил: - Бо, я иногда переживаю самадхи, но так и не знаю - как его достичь. Меня гнетет это. - Мы строим лестницу, мы поднимаемся по ней, мы добираемся до вершины, и оказывается, что вершины нет - она есть только потому, что мы строим лестницу, и поднимаемся по ней, и добираемся до вершины. Вершина есть, но это не вершина, самадхи есть, но это не самадхи - это просто пень, на котором ты сидишь. Один монах спросил Чжао-чжоу: "Обладает ли собака природой Будды?" Чжао-чжоу ответил: "Нет!" Как-то на проповедях Байчжана стал появляться некий старик. Однажды, когда наставления были окончены, он не ушел из зала вместе с другими. Байчжан спросил его, что он за человек. "Ныне я не принадлежу к человеческому роду, - ответил старик. - Но когда-то, во времена будды Кашьяпы, я жил на этой горе и наставлял истине. Однажды меня спросили: "Подвластен ли прозревший истину человек закону причинности существования?" Я ответил: "Не подвластен", и за это был превращен в лису на пятьсот перерождений. Прошу вас, о монах, своим мудрым словом помочь мне избавиться от лисьего облика. Осмелюсь спросить: "Подвластен ли прозревший истину человек закону причинности существования?" "Прозревший истину человек не отличает себя от причинности существования", - ответил Байчжан. Услыхав эти слова, старик достиг просветления. Он отвесил поклон и сказал: "Теперь я освободился от лисьего облика и должен покинуть свое тело, которое находится на горе. Прошу вас похоронить меня по монашескому чину". С этими словами он исчез. На следующий день Байчжан велел изготовиться к похоронам. "Вокруг все спокойно, и в монастыре нет больных. Что бы это значило?" - недоумевали монахи. После еды Байчжан повел монахов на гору. В пещере на склоне горы он нашел лисий труп и распорядился предать его огню. Вечером он рассказал монахам о старике, превращен- ном в лису. Хуан-по спросил: "Давным-давно некий человек был превращен в лису на пятьсот перерождений за то, что дал неправильный ответ. Ну а если ответы наставника будут правильными, что тогда?" "Подойди поближе, и я поведаю тебе истину", - сказал Байчжан. Хуан-по подошел к учителю и ударил его по лицу. Байчжан захлопал в ладоши и сказал со смехом: "Я думал, ты рыжая борода варвара, а теперь вижу, что ты рыжебородый варвар!" Всякий раз, когда наставника Цзюйди спрашивали, что такое чань, он в ответ поднимал палец. Один юный послушник в подражание ему тоже стал поднимать палец, когда его спрашивали, чему учит его учитель. Услыхав об этом, Цзюйди взял нож и отрубил послушнику палец. Тот закричал от боли и побежал прочь. Цзюйди окликнул его и, когда он обернулся, снова поднял палец. В этот миг послушник внезапно достиг просветления. Когда Цзюйди покидал этот мир, он позвал учеников и сказал: "Я получил 'чань одного пальца' от моего учителя Тяньлуна и за всю свою жизнь не смог исчерпать его смысл". С этими словами он ушел из жизни. Увидев портрет бородатого бодхисаттвы, Хо-ань сказал: "Отчего этот парень из Западных краев такой безбородый?" Наставник Сянъ-янь говорил: "Вообразите человека, который висит на дереве, уцепившись за ветку зубами. Он не может ухватиться за ветки руками, а под ногами его нет опоры. В это время внизу кто-нибудь спрашивает его: "Почему Бодхидхарма пришел с Запада?" Если висящий на дереве человек промолчит, он обнаружит свою неспособность ответить на вопрос. Если он откроет рот, он упадет и разобьется насмерть. Что же ему делать?" Когда Будда проповедовал на Божественной горе, он взял в руку цветок и показал его собравшимся. Все промолчали, и только Махакашьяпа чуть заметно улыбнулся в ответ. Будда сказал: "Я обладаю глазом истинного учения, сознанием нирваны. Все это нельзя выразить словами и передается вне поучений. Отныне это принадлежит Махакашьяпе". Некий монах обратился к Чжао-чжоу с такими словами: "Я только что пришел в эту обитель. Дайте мне наставление". Чжао-чжоу спросил: "Ты уже ел сегодня похлебку?" Монах ответил: "Да, ел". Чжао-чжоу сказал: "Тогда пойди и вымой свою чашку". В этот момент монах прозрел. Наставник Ю-эань однажды спросил монахов: "Цзи-чжун построил повозку с двумя колесами и сотней спиц. Если из нее вынуть ось, что станет с колесами?" Один монах спросил наставника Синъян Цинжана: "Будда Великого постижения и Всепобеждающей мудрости пребывал в медитации в течении десяти кальп, но не смог пре- творить высшую истину и не смог обрести истинное освобождение. Почему?" Цинжан ответил: "Твой вопрос говорит сам за себя". Монах спросил: "Если Будда пребывал в медитации, почему же он не достиг освобождения?" Цинжан ответил: "Он не был Буддой". Монах по имени Цин-шуй сказал Цао-шаню: "Цин-шуй сир и беден. Не соблаговолит ли учитель помочь ему?" Цао-шань спросил: "Цин-шуй?" "Он самый", - ответил Цин-шуй. Тогда Цао-шань сказал: "Цин-шуй уже выпил три чары отборного вина и все еще не замочил губ!" Чжао-чжоу пошел к некоему монаху, медитировавшему в затворничестве, и спросил его: "Что есть то, что есть?" Монах поднял кулак. Чжао-чжоу сказал: "На мелководье корабли не смогут причалить". С этими словами он ушел. Позже он вновь посетил затворника и спросил его: "Что есть то, что есть?" Монах поднял кулак. Чжао-чжоу сказал: "Кто может отдать, может забрать. Кто может убить, может спасти жизнь". С этими словами он поклонился монаху. Жуй-янь каждый день обращался к самому себе, говоря: "Господин!" И сам отвечал: "Слушаю". После этого он вновь говорил себе: "Протрезвись!" И опять отвечал: "Слушаю". "А потом, - продолжал он, - не позволяй другим обманывать себя". "Слушаю, слушаю", - вновь говорил он сам себе. Однажды Дэ-шань пришел на кухню с чашкой в руках. Сюэ-фэн, распоряжавшийся на кухне в тот день, сказал ему: "Час обеда еще не настал. Куда это вы направились?" Дэ-шань вернулся в свою келью. Сюэ-фэн рассказал о случившемся Янь-тоу, и тот сказал: "Видно наш Дэ-шань не понимает истину последней строки". Услыхав про это, Дэ-шань велел слуге привести к нему Янь-тоу и спросил: "Ты не одобряешь старого монаха?" Янь-тоу дал ему понять, что это так. На следующий день Дэ-шань вышел проповедовать и говорил совсем не то, что раньше. Янь-тоу, пришедший послушать проповедь, захлопал в ладоши, рассмеялся и сказал: "А все же наш старик понимает высшую истину. Во всей Поднебесной никто с ним не сравнится!" Дунь-шань пришел к Юнь-мэню, и тот спросил его, откуда он. "Я из Чаду", - ответил Дунь-шань. "В каком храме останавливались вы на лето?" - спросил Юнь-мэнь. "В храме Бао-цзы, что в Хунани", - ответил Дунь-шань. "А когда вы покинули его?" - продолжал Юнь-мэнь. "В восьмую луну, 25-го числа", - последовал ответ. Юнь-мэнь сказал: "Я должен дать тебе три удара палками, но я тебя прощаю". На следующий день Дунь-шань поклонился Юнь-мэню и спросил его: "Вчера вы освободили меня от трех ударов палками, но я даже не знаю, в чем моя вина". "Да ты просто набитый рисом мешок, который таскается с места на место!" - закричал Юнь-мэнь. В это мгновение Дунь-шань прозрел. Юнь-мэнь сказал: "Мир так велик. Что же мы все вслушиваемся в удары колокола и надеваем монашескую тогу?" Хуэй-чжун, носивший титул Учителя Государства, трижды звал своего слугу, и тот трижды откликался. Тогда Хуэй-чжун сказал: "Я должен был бы просить у тебя прощения, но по правде ты должен просить прощения у меня". Один монах спросил Дун-шаня: "Что такое Будда?" Дун-шань ответил: "Три цзиня льна". Чжао-чжоу спросил Нань-цюаня: "Что такое дао?" Нань-цюань ответил: "Обыкновенное сознание и есть дао". Чжао-чжоу спросил: "Можно ли ему научиться?" Нань-цюань ответил: "Если ты будешь стремиться к нему, ты отойдешь от него". Чжао-чжоу спросил: "Если не стремиться к дао, то как его распознать?" Нань-цюань ответил: "Дао не принадлежит к вещам известным и не принадлежит к вещам незнаемым. Знание - это обманчивое представление. Незнаемое - просто не существующее. Если ты хочешь постичь истину, которая рассеивает все сомнения, будь безбрежен и всеобъятен, как Великая Пустота. Тогда ты будешь вне "истинного" и "ложного"". Услыхав эти слова, Чжао-чжоу достиг внезапного просветления. Наставник Сунъ-юань говорил: "Великий силач не может оторвать ногу от земли". И еще он говорил: "Речь не находится на кончике языка". Ананда спросил Кашьяпу: "Будда завещал тебе золототканое одеяние учителя. Что передал он тебе помимо этого?" Кашьяпа сказал: "Ананда!" "Я здесь", - последовал ответ. "Теперь ты можешь взять мой флаг наставника" - сказал Кашьяпа. Некий монах по имени Хуэй-мин преследовал Шестого патриарха с намерением отобрать у него одеяние и чашу учителя. Увидев это, патриарх положил одеяние и чашу на камень и сказал Хуэй-мину: "Эти вещи - только свидетельства веры. Разве можно завладеть ими силой? Возьми их если можешь". Хуэй-мин попытался поднять одеяние и чашу, но они были тяжелы, как гора. Сгорбившись от стыда, Хуэй-мин сказал: "Я пришел за истиной, а не одеждой. Прошу вас, откройте мне ее". Шестой патриарх сказал: "Когда ты не думаешь о добре и не думаешь о зле - это и есть твой изначальный облик". Услышав эти слова, Хуэй-мин достиг просветления. Тут его прошиб пот, из глаз полились слезы, и он сказал с поклоном: "Вы открыли мне сокровенные слова и сокровенный смысл. Есть ли в учении что-нибудь более глубокое?" "То, что я поведал тебе, - ответил Шестой патриарх, - вовсе не тайна. Если ты постигнешь свой изначальный облик, тайна всегда будет с тобой". Хуэй-мин сказал: "Хотя я много лет учился у Хуан-мэя, я не смог уразуметь свой облик. Ныне же я, получив от вас наставление, уподобился человеку, который пьет воду и сам знает, холодная она или теплая. Могу ли я назвать вас своим учителем?" "Мы оба ученики Хуан-мэя, - ответил Шестой патриарх, - но ты должен ценить то, чего достиг сам". Один монах спросил наставника Фэнъ-аня: "Ни словом, ни молчанием не выразить смысла бытия. Как же поведать истину?" Фэнъ-ань ответил: "Мне все видится весна на южном берегу Янцзы. Стайки птиц щебечут среди ароматных цветов". Наставнику Ян-шаню приснилось, что он попал в царство Майтрейи и сидел там на третьем сиденье. Вдруг один святой объявил: "Сегодня проповедь прочтет тот, кто сидит на третьем сиденье". Ян-шань выхватил у святого посох и сказал: "Истина Махаяны вне четырех тезисов и сотни отрицаний. Внемлите же! Внемлите же!" Фа-янь, настоятель монастыря Цинлян, перед началом проповеди приказал поднять бамбуковый занавес у входа в зал. Два монаха принялись его сворачивать. Фа-янь сказал, указав на монахов: "Один из них прав, другой ошибается". Один монах спросил Нань-цюаня: "Существует ли истина, которой никто прежде не учил?" "Да, существует", - сказал Нань-цюань. "Что это за истина?" - вновь спросил монах. Нань-цюань ответил: "Не это сознание, не этот Будда, не эти вещи". Когда Дэ-шань пришел за наставлениями к Лун-таню, они беседовали до глубокой ночи. Наконец Лун-тань сказал: "Уже поздно. Что ты не уходишь?" Приподняв полог, Дэ-шань выглянул наружу и увидел, что вокруг было темным- темно. "На улице совсем темно", - сказал он. Лун-тань зажег для него свечу, но едва Дэ-шань взял свечу в руки, как Лун-тань задул ее. В этот момент Дэ-шань постиг истину. "Что же ты понял?" - спросил Лун-тань. "Отныне я не буду сомневаться в правдивости слов старых учителей", - сказал Дэ-шань. На следующий день во время проповеди Лун-тань сказал монахам: "Среди вас есть один человек. Его зубы - как кончики мечей, торчащие из дерева. Его рот - как чаша, наполненная кровью. Если ударить его палкой, он даже не оглянется. Когда-нибудь он дойдет до вершины горы и вознесет туда светоч моего учения". В тот день Дэ-шань бросил в огонь свои толкования на сутры, сказав: "Как бы ни были глубоки записанные здесь мысли, перед истиной они точно кончик волоска перед не- бом. Объяснять с их помощью мир - все равно что добавлять каплю воды в океан". С этими словами Дэ-шань ушел из монастыря. Шестой патриарх услыхал, как спорили два монаха. Один монах говорил: "Движется флаг". Другой говорил: "Движется ветер". Шестой патриарх подошел и сказал: "Движется не флаг и не ветер, а сознание". Монахи согласились. Дамэй спросил Ма-цзу: "Что такое Будда?" Ма-цзу ответил: "Это сознание и есть Будда". Один монах попросил некую женщину, встретившуюся ему на дороге, указать путь на гору Утайшань. "Иди прямо", - сказала женщина. Когда монах сделал несколько шагов, она крикнула ему вслед: "Достопочтенный монах, зачем вы туда идете?" Монах рассказал об этой женщине Чжао-чжоу, и тот решил испытать ее. На следующий день Чжао-чжоу пошел к той женщине, задал ей такой же вопрос и получил такой же ответ. Вернувшись в монастырь, Чжао-чжоу сказал монахам: "Теперь я раскусил эту женщину". Один неверующий философ попросил Будду: "Поведайте мне истину, не говоря и не безмолвствуя". Будда сидел в молчании. Философ поклонился и сказал: "Вы, Высокочтимый, своей любовью и состраданием развеяли мои заблуждения и наставили меня на путь истины". Когда философ ушел, Ананда спросил Будду, что же тот постиг? Будда ответил: "Добрый конь пускается вскачь, завидев тень от плетки". Один монах спросил Ма-цзу: "Что такое Будда?" Ма-цзу ответил: "Нет сознания, нет Будды". Один монах заговорил с Юнь-мэнем и сказал: "Сиятельная пустота озаряет целый мир". Тут Юнь-мэнь прервал его, спросив: "А не повторяешь ли ты чужие слова?" Монах подтвердил, что он действительно произнес слова Сюцая Чжан Чжо. "Ты заврался", - сказал Юнь-мэнь. Во времена Будды Шакьямуни Манджушри отправился на собрание всех будд. Однако ко времени его прибытия все будды уже разошлись. Только одна девушка все еще находилась в состоянии самадхи. Манджушри спросил у Будды, как смогла девушка достичь такой просветленности, которая даже ему была недоступна. "А ты верни девушку в чувство и спроси у нее сам", - ответил Будда. Манджушри трижды обошел вокруг девушки и щелкнул пальцами, но безрезультатно. Он вознес ее на вершину небес и употребил все свои божественные силы, но так ничего и не добился. Шакьямуни сказал: "Даже сто тысяч Манджушри не смогли бы вывести девушку из медитации. Но внизу, за пределами двенадцати сотен миллионов миров, находится бодхисаттва Неведения. Он сможет сделать это". В тот же миг бодхисаттва Неведения вырос из-под земли и отвесил поклон Шакьямуни, а тот велел ему пробудить девушку. Бодхисаттва Неведения подошел к девушке, щелкнул пальцами, и девушка тотчас очнулась. Однажды наставник Шоу-шань выставил перед монахами свою палку-указку и дал им такое наставление: "Если вы назовете это палкой, вы обнаружите свою привязанность к иллюзии. Если вы не назовете это палкой, вы отвернетесь от действительности. Как вы теперь назовете это?" Наставник Ши-сян спросил: "Как может идти дальше тот, кто добрался до вершины шеста высотой в сотню локтей?" Другой старый учитель говорил: "Тот, кто сидит на вершине шеста высотой в сотню локтей, кое-чего достиг в учении, но все-таки не понял главного. От вершины шеста нужно идти дальше и быть самим собой во всех десяти пределах света". Один монах спросил Гань-фэна: "Будды всех десяти пределов света идут единым путем нирваны. Где начало этого пути?" Гань-фэн поднял свой посох, прочертил им в воздухе знак "один" и сказал: "Вот оно". Монах пошел к Юнь-мэню и задал ему тот же вопрос. Юнь-мэнь поднял над головой свой веер и сказал: "Этот веер достигает тридцать третьего неба и бьет по носу бога Диши. Он подобен карпу в Восточном море, который бьет хвостом по радуге, раскинувшейся в поднебесьи". Один монах спросил дзенского учителя Тосю: - Действительно ли Будда утверждал, что все высказывания, какими бы банальными или неуважительными они ни были, являются частью абсолютной истины? Наставник ответил: - Да, это так. Тогда монах сказал: - Могу я в таком случае назвать вас ослом? Наставник ударил его своей палкой. Учитель Ши-гун спросил ученика, может ли тот схватить пустоту. Ученик сделал в воздухе хватательное движение рукой, но Ши-гун воскликнул: - В твоей руке ничего нет! Тогда ученик спросил: - А как поступите вы? В ответ Ши-гун схватил ученика за нос, дернул за него и прокричал: - Вот как хватают пустоту! Как-то раз ученик спросил дзенского учителя Уммона: - Что такое Будда? Уммон ответил: - Палочка для перемешивания навоза! Однажды Юнь-мэнь рассказал монахам легенду, согласно которой Будда в момент своего рождения показал одной рукой на небо, а другой - на землю и, сделав семь шагов вперед, посмотрел во все четыре стороны света и воскликнул: "На небесах и под небесами я один заслуживаю почитания". После чего Юнь-мэнь объявил: "Если бы я присутствовал при этом, то проткнул бы его своим посохом и отдал бы его труп на съедение собакам, дабы на всей земле мог воцариться мир и покой". Китайский дзенский учитель Чжисянь спросил у своих учеников: "Кто умирает сидя?" Они ответили: "Монах". Тогда он спросил: "Кто умирает стоя?" Его ученики ответили: "Просветленный монах". Тогда Чжисянь сделал несколько шагов и умер стоя. Умирая, мастер дзен Тенно призвал в комнату монаха, на которого в храме была возложена забота о пище и белье. Когда монах присел у изголовья, он спросил: - Ты понял? - Нет, - ответил монах. Тенно, подняв свою подушку, швырнул ее в окно и упал мертвый. Однажды к мастеру дзен пришел студент. - Что ты можешь поведать мне о смерти? спросил студент. - Ничего, - ответил тот. Я ведь живой мастер дзен, а не мертвый. ЛИТЕРАТУРА 2. Тадеуш Голас "Руководство к просветлению для ленивых" 3. Алан Уотс "Путь дзен" 4. Д.Т.Судзуки "Наука Дзен - Ум Дзен" 5. Д.Т.Судзуки "Ум Дзен - Ум начинающего" 6. Д.Т.Судзуки "Мистицизм: христианский и буддистский" 7. Би Янь Лу "Скрижали лазурной скалы" 8. У-мэнь Хуэйкай "Застава без ворот" |