Поль Брантон
"Путешествие в сакральный Египет"


Ночь в Великой пирамиде
(глава 4)

Пробудившись ото сна, каирские кошки раскрыли зеленые глаза, широко зевнули и грациозно вытянули мягкие лапы на максимально возможную длину. Надвигались сумерки, а вместе с ними начиналась настоящая жизнь - задушевные беседы, поиски пищи, ловля мышей, уличные драки и, конечно же, любовь. И я с наступлением сумерек вовсе не собирался отходить ко сну, но занялся до крайности странным, хотя и не слишком беспокойным делом. 

Я решил провести всю ночь в Великой пирамиде - сидя в Царской комнате и непрерывно бодрствуя на протяжении всех тех двенадцати часов, когда африканским миром правит завораживающая темнота. И вот я здесь - в этом самом удивительном убежище, когда-либо выстроенном на нашей планете. 

Просто прийти сюда было уже делом нелегким. Мне пришлось убедиться в том, что хотя Великая пирамида и открыта для публики, она все же не стала всеобщим достоянием. Ее владельцем было египетское правительство. Оказалось, что прийти сюда и провести по своему разумению целую ночь в одной из ее комнат было столь же недопустимым, как вломиться в чужой дом, чтобы провести ночь по собственному выбору в одной из его спален. 

Просто для того, чтобы войти внутрь пирамиды, необходимо было сперва приобрести в департаменте древностей соответствующий билет, стоимостью в пять пиастров. И аз грешный тоже направился в департамент древностей и, ничтоже сумняшеся, обратился там за разрешением провести ночь в Великой пирамиде. Обратись я за разрешением слетать на Луну, и тогда на лице беседовавшего со мною чиновника, пожалуй, не возникло бы такой гримасы полного непонимания. 

Мне пришлось дать краткое, но вдохновенное обоснование своей просьбы. Изумление чиновника сменилось благодушной веселостью, он улыбнулся. Я почувствовал, что выгляжу в его глазах готовым претендентом на отдельную койку в известном заведении, завсегдатаем которого мало кто согласился бы стать по доброй воле. И вот наконец : 

- Ко мне еще никто не обращался с подобной просьбой. Боюсь, что выдача такого разрешения не в моей компетенции. 

Он направил меня к более важному чиновнику того же самого департамента, и комическая сцена, сыгранная в первом кабинете, повторилась заново во всех подробностях. Я почувствовал, как мой оптимизм начал понемногу высыпаться через края моих ботинок. 

- Это невозможно! - добродушно, но твердо заявил второй чиновник в полной уверенности, что к нему явился тихо помешанный. - Неслыханная вещь. Я сожалею.., - здесь ему не хватило слов, и он просто пожал плечами, после чего поднялся со стула, чтобы отвесить мне поклон и тем самым выпроводить за дверь. 

Но тут оказалось, что хотя моя журналистская и редакторская выучка и пребывала последние несколько лет в спячке, все же пока не умерла и более того - решила учинить настоящий бунт. Я начал спорить с чиновником, искать другие обоснования своей просьбе. Я настаивал и даже пообещал, что никуда не уйду из его кабинета. Наконец, он попытался выпроводить меня, заявив, что решение этого вопроса не входит в компетенцию департамента древностей. 

Тогда я спросил, кто же, в таком случае, в состоянии решить мою проблему. Он не смог дать мне вразумительного ответа, но на всякий случай посоветовал обратиться в полицию. 

Я понимал, что моя просьба в лучшем случае выглядит несколько эксцентричной, а в худшем - похожа на бред сумасшедшего. И все же я не мог от нее отказаться. Видимо, эта идея и в самом деле стала для меня навязчивой. 

В полицейском управлении я отыскал отдел разрешений, где в третий раз за день мне пришлось просить позволения провести ночь в пирамиде. Но и здесь чиновник не знал, что со мной делать и тоже отправил меня к своему начальнику. Последний попросил у меня немного времени для консультации. Когда же я вернулся к нему на следующий день, он направил меня в департамент древностей! 

Я вернулся домой, уже почти потеряв надежду когда-либо достичь своей цели. 

Но какой бы избитой ни была поговорка - "Для того и созданы трудности, чтобы их преодолевать" - она, по всей вероятности, не стала от этого менее справедливой. Моим следующим шагом стал поиск встречи с добродушным комендантом каирской полиции. Его звали Аль-Лева Расселл-паша. Из его кабинета я вышел вместе с письменным распоряжением начальнику полиции того округа, к которому была приписана пирамида, оказывать мне всяческое содействие в реализации моего проекта. 

И вот однажды под вечер я предстал перед начальником отделения полиции Мины майором Маккерси. Я расписался в предложенной мне книге, что обязывало теперь местную полицию нести ответственность за мою безопасность до самого начала следующего дня. Участковому констеблю было приказано сопровождать меня до самой пирамиды, где он должен был дать необходимые инструкции другому вооруженному полицейскому, охраняющему пирамиду ночью с наружной стороны. 

- Оставляя Вас внутри на всю ночь одного, мы идем на определенный риск, - с притворной серьезностью заявил майор Маккерси, подавая мне на прощание руку, - но надеюсь. Вы не собираетесь взрывать пирамиду? 
- Более того, я даже могу обещать Вам, что не попытаюсь скрыться вместе с ней! - ответил я. 
- Боюсь, нам все же придется запереть Вас снаружи, - добавил майор, - мы всегда запираем пирамиду на ночь железной решеткой. Так что для Вас это будет двенадцатичасовой арест.
- Прекрасно! О такой камере я мог только мечтать. 

***

Дорога, ведущая к пирамидам, прячется в тени деревьев леббек. Время от времени между ними проглядывают дома. Наконец, дорога сворачивает по направлению к плато пирамид и круто взбирается вверх по его склону. Приближаясь к пирамидам, я думал о том, что за последние несколько столетий лишь очень немногие люди из бесконечного потока паломников направлялись к ним со столь же необычной целью, что и я. 

Я взобрался на невысокую гору на западном беpery Нила и увидел Великую пирамиду и ее верного Сфинкса - молчаливых стражей Северной Африки. 

И пока я шагал по смеси камней и песка, впереди все время маячил темный силуэт гигантского монумента. Я еще раз внимательно посмотрел на треугольный пик самого древнего из известных ныне архитектурных сооружений, на его огромные блоки, уменьшающиеся по мере приближения к вершине по законам перспективы. Абсолютная простота конструкции, полное отсутствие каких-либо украшений или изогнутых линий отнюдь не уменьшают его царственного великолепия. 

Я вошел в безмолвную пирамиду сквозь зияющее отверстие, пробитое в ее стене по приказу калифа Аль-Мамуна, и принялся за изучение циклопической каменной кладки - по правде говоря, уже далеко не в первый раз, но впервые со столь необычной целью, побудившей меня вновь приехать в Египет. Через несколько шагов горизонтальный тоннель закончился, и я вступил в настоящий коридор Великой пирамиды. 

Согнувшись в три погибели и с фонариком в руках, я направился вниз по длинному, низкому, крутому, узкому и скользкому коридору. Двигаться в такой позе было крайне неудобно, но идущий под уклон каменный пол настойчиво увлекал меня вниз, все более ускоряя мои шаги. 

Я решил начать свое пребывание в пирамиде с обследования нижнего ее этажа, доступ в который был уже в наше время перекрыт железной решеткой, чтобы, проникнув туда, посетители не пострадали от недостатка воздуха. Мне вспомнилась вдруг древняя латинская фраза - "Facilis descensus Avemi" ("Легок спуск через Аверн"(лат.), то есть путь в подземное царство, т.к. Авернское озеро у города Кумы в Кампании считалось преддверием подземного царства) - но на сей раз эти слова показались мне исполненными мрачного сардонического юмора. В желтоватом свете фонарика я видел лишь обтесанный каменный пол у себя под ногами - ровную поверхность скалы, в которой был пробит этот проход. Когда же, наконец, справа от меня показалась небольшая ниша, я сразу же поспешил свернуть туда, чтобы выпрямиться во весь рост хотя бы на пару минут. Я быстро догадался, что эта ниша была на самом деле устьем почти перпендикулярной шахты, так называемого Колодца, вершина которого находилась у перекрестка восходящего коридора и Большой галереи. Это старое название шахты сохранилось по сей день, поскольку на протяжении почти двух тысячелетий считалось, что на дне ее действительно есть вода. Только когда Кавийя очистил этот спуск от набившихся в него обломков, стало понятно, где находится дно шахты и что никакой воды в ней нет. 

Шахта была еще более узкой, чем тот коридор, из которого я только что выбрался, и напоминала безобразную, грубо сработанную нору, зиявшую во чреве скалы. Я разглядел небольшие углубления по обеим сторонам шахты, расположенные параллельно друг другу. Вероятно, они должны были служить опорами для рук и ног на тот случай, если бы кто-то, подобно мне, решился на опасное восхождение по ее стволу. 

Поднимаясь вверх, шахта была поначалу довольно неровной и извилистой, пока не достигла высеченной в скале комнаты, имевшей форму чаши. Теперь эту комнату называют Гротом, она отмечает тот уровень, где Колодец достигает поверхности плато, на котором выстроена пирамида. Говорят, что Грот представляет собою лишь слегка расширенное естественное углубление, находившееся некогда на поверхности этого плато. Последующее продолжение Колодца, похоже, было пробито сквозь каменную кладку, а не оставлено строителями заранее. (Этим Колодец отличается от прочих надземных переходов. Надземная часть Колодца гораздо шире нижней в диаметре, и потому взбираться по ней вверх было намного сложнее, чем по более узкой шахте книзу от Грота. 

Но вот, наконец, я выбрался наверх из неровного, с изломанными краями отверстия, служившего верхним входом в шахту, и очутился возле северозападной оконечности Большой галереи. 

Когда и для чего прорыли этот тоннель сквозь каменную толщу пирамиды? Этот вопрос возник у меня непроизвольно. Я начал размышлять над ним, и вдруг меня осенило. Эти древние египтяне завершили целую эпоху в жизни пирамиды, когда перекрыли вход в верхние комнаты и в Большую галерею тремя огромными гранитными пробками; но они должны были предварительно приготовить для себя путь к отступлению, в противном случае они сами не смогли бы потом выбраться из пирамиды. 

Мои прежние исследования привели меня к выводу, что шахта и Грот были построены одновременно со всей пирамидой, однако тогда Колодец достигал только Грота и не спускался ниже. На протяжении тысячелетий прямого сообщения между верхними и подземными коридорами не существовало. 

Когда пирамида выполнила свое таинственное предназначение, те, кто нес за нее ответственность, просто запечатали ее. Такая возможность, очевидно, была предусмотрена строителями с самого начала, ибо они заблаговременно приготовили для этого все необходимые материалы и даже оставили небольшое сужение в нижней части восходящего коридора, чтобы оно удерживало три гранитные пробки. 

Запечатывая пирамиду, ее последние посетители одновременно пробили сквозь скалу нижнюю часть Колодца, через которую потом покинули пирамиду сами. Когда же работа была закончена и они выбрались из внутренних комнат, оставалось лишь надежно замуровать выход из только что пробитого тоннеля - в той точке, где он пересекался с нисходящим коридором, а затем подняться вверх по этому 300-футовому наклонному коридору прямо к выходу. Таким образом Колодец, первоначально построенный для нисхождения в Грот, стал впоследствии служебным выходом из запечатанной пирамиды. 

Более простым и коротким путем я вернулся назад к наклонному тоннелю, соединяющему внутренние помещения пирамиды с внешним миром, чтобы еще раз повторить свой путь вниз, вглубь каменного плато Гизе. Но возле развилки дорогу мне преградила огромная тень. От неожиданности я попятился назад и только тогда понял, что это моя собственная тень. В этом загадочном месте можно было ожидать чего угодно. Здесь ничто не показалось бы чересчур сверхъестественным. С трудом преодолев оставшуюся относительно небольшую часть пути (временами мне приходилось двигаться по скользкому полу даже на четвереньках), я все же добрался до окончания спуска и вышел на ровную поверхность. Правда, тоннель в этом месте стал еще более низким. Я прополз вперед еще ярдов десять и оказался, наконец, у открытого входа в самое необычное помещение из всех, что мне когда-либо доводилось видеть. Это был так называемый Провал. В самой вытянутой своей части он не превышал пятидесяти футов в длину от стенки до стенки. 

Этот мрачный склеп, лежащий точно под центром пирамиды, производил впечатление так толком и не доведенного до ума начинания. Все здесь выглядело так, будто строители только начали высекать в скале помещение, но неожиданно бросили свою работу. Потолок был доведен до конца, но пол был похож скорее на фронтовую траншею, подвергшуюся ожесточенной бомбардировке. Древнеегипетские каменщики обычно начинали строить подземные склепы с потолка, добираясь до пола лишь к концу работы. Отчего же строительство этого подвального помещения так и не было завершено, если впоследствии все равно была произведена колоссальнейшая работа по сооружению верхней, надземной части пирамиды? Этот вопрос и по сей день остается крепким орешком, который не под силу раскусить ни одному археологу. Но, по правде говоря, абсолютно вся пирамида представляет собою точно такой же орешек. 

Я попытался осветить фонариком густую темноту склепа, сфокусировав луч в самом центре пола. Придвинувшись ближе, я застыл над краем глубокой зияющей ямы - молчаливого подтверждения давнего визита искателей сокровищ, настойчиво, но напрасно выдалбливавших эту яму внутри Провала. Тут я почувствовал на затылке неприятное прикосновение крыла пролетавшей мимо летучей мыши, огласившей безмолвное пространство подземелья своим пронзительным криком. Заглянув в яму, я заметил, что свет моего фонарика потревожил сон еще трех летучих мышей: они висели вверх ногами, зацепившись коготками за ее грубо обработанные края. Я отодвинулся в сторону и тем разбудил еще двух мышей, висевших на потолке. Растерянные и испуганные немилосердно направленным прямо на них светом фонаря, они принялись носиться из угла в угол по комнате, пока, наконец, не пропали во тьме коридора. 

С трудом пробираясь по неровному полу, я кое-как добрался до дальней части комнаты, где увидел уходящий вглубь стены маленький горизонтальный тоннель. Его ширины было достаточно только для того, чтобы пропустить внутрь одного человека, а высота позволяла только ползти, вжавшись всем телом в его каменный пол. Этот пал был покрыт толстым слоем тысячелетней пыли, так что путешествие по нему не обещало быть приятным. И я отважился на него лишь для того, чтобы довести свое исследование до самого конца. Углубившись в скалу ярдов на двадцать, я увидел перед собой тупик, - и этот тоннель, по всей видимости, тоже не был достроен до конца. 

Задыхаясь от недостатка воздуха, я выбрался обратно и вновь оказался в душном Провале. Оглядев еще раз напоследок это помещение, я начал повторное восхождение на верхние ярусы пирамиды. Достигнув снова входа в низкий тоннель, на сей раз ведущий под углом вверх, я растянулся прямо на каменном полу и посмотрел в его жерло. Это был прямой, как стрела, коридор, протяженностью в триста пятьдесят футов, проложенный сквозь толщу скалы в нижней его части, и далее - достроенный в самой пирамиде. На другом конце тоннеля я увидел, как сквозь огромный, но лишенный линз телескоп, черное ночное небо. На этом кусочке индигово-синего небосвода ясно выделялась мерцающая серебристая точка - Полярная звезда. Я сверил направление по ручному компасу, тоннель был ориентирован строго на север. Эти древние строители работали не только много, но и аккуратно. 

Я долго карабкался вверх по крутому склону и наконец добрался до горизонтального коридора, ведущего в Комнату царицы. Еще дюжина или чуть более шагов, и я уже стоял под ее треугольной крышей, две наклонных половины которой сходились как раз в центре потолка. Я внимательно осмотрел две вентиляционные шахты, поднимавшиеся под углом вверх - к южной и к северной стене. Они являются самым убедительным доказательством того, что эта комната никогда не служила гробницей, но предназначалась для иных целей. Когда эти шахты были обнаружены в 1872 году, факт их существования очень многих привел в замешательство. Но еще более удивительным было то обстоятельство, что они прерывались всего лишь в пяти дюймах от стены комнаты и, видимо, поначалу вовсе до нее не доходили. Следовательно, в том состоянии, в котором их обнаружили, они никак не могли служить для доступа свежего воздуха; поэтому было решено, что они выполняли какую-то иную функцию, но вот какую - пока неизвестно. Но самое правдоподобное объяснение выглядит так: в свое время эти вентиляционные шахты использовались по назначению, но затем, как и все верхние коридоры, были тщательно замурованы каменными блоками соответствующей формы. 

Уэйнман Диксон - гражданский инженер, в то время работавший на строительстве где-то возле Великой пирамиды, - случайно обнаружил эти трубы, когда из простого любопытства обследовал Комнату царицы. Он заметил на стене небольшую трещину и обратил внимание на то, что в этом месте стена гулко отзывалась на стук, словно за ней была пустота. Он начал долбить стену и в пяти дюймах от поверхности обнаружил вход в шахту. А затем точно таким же способом отыскал и второй ствол на противоположной стене. Обе шахты пронизывали пирамиду насквозь: этот факт был доказан позже при помощи зондов, которые пришлось вытянуть на расстояние почти двухсот футов. 

Я вернулся в горизонтальный коридор и дошел до его пересечения с Большой галереей. А затем последовали сто пятьдесят футов медленного восхождения к вершине галереи вдоль ее оснащенных "скамейками" стен. Во время подъема я ощутил легкую слабость - следствие трехдневного поста, но остановился на несколько секунд передохнуть, только когда достиг трехфутовой высоты ступени, отмечавшей конец подъема. Эта ступень была сооружена как раз на вертикальной оси пирамиды. Несколько шагов через Вестибюль, вынужденный поклон перед установленной в пазах боковых стен гранитной глыбой, замыкающей выход из этого горизонтального помещения, и я очутился в самом знаменитом внутреннем сооружении пирамиды - в ее Царской комнате. 



1, 2. Вентиляц. каналы
3. Царская комната
4. Большая галерея
5. Комната царицы
6. Провал
7. Восходящий тоннель
8. Вход в пирамиду

И здесь погребальная теория была "похоронена" стараниями двух вентиляционных труб, толщиной примерно в девять квадратных дюймов каждая. Их входящие в комнату устья не запечатывались, в отличие от Комнаты царицы, но были наглухо забиты каменной крошкой, так что полковнику Вайзу пришлось расчищать их, когда он решил выяснить предназначение этих стволов. И есть все основания полагать, что засыпаны они были как раз в то время, когда были замурованы и спрятаны все прочие внутренние каналы и переходы в надземной части пирамиды. 

Я осветил фонарем голые стены и плоский потолок и в очередной раз подивился той ювелирной точности, с которой эти громадные отполированные гранитные блоки были подогнаны друг к другу, после чего приступил к неспешному обходу стен, тщательно изучая каждый отдельный камень. Чтобы изготовить такие блоки, привезенные из Сиены розоватые глыбы приходилось распиливать пополам. Стены и пол комнаты были покрыты шрамами, оставленными искателями сокровищ в их бесплодных стараниях. Возле восточной стены исчезли несколько плит, и на их месте была насыпана каменная крошка, а глубокая прямоугольная яма с северо-западной стороны так и осталась незаполненной. Продолговатый грубый каменный блок, некогда составлявший часть пола и заполнявший эту яму, стоял теперь возле стены, где его оставили, должно быть, раннесредневековые арабы. А параллельно ему, на расстоянии всего лишь нескольких дюймов, стоял ровный, напоминающий гроб ящик без крышки - единственный предмет в этой пустой комнате. Он был строго ориентирован с севера на юг. 

Вынутый из пола каменный блок был в этой комнате самым удобным сидением, и я уселся на него, скрестив ноги, как турецкий портной, решив провести на нем остаток ночи. 

Справа от себя я положил шляпу, куртку и ботинки, а слева пристроил все еще зажженный фонарик, флягу-термос с горячим чаем, пару бутылок с охлажденной водой, блокнот и свою паркеровскую авторучку. В последний раз я обвел взглядом комнату, в последний раз осмотрел стоящий неподалеку мраморный сундук и погасил фонарь. 

На всякий случай я положил свой мощный электрический фонарь рядом, чтобы в случае необходимости мгновенно осветить всю комнату. 

Быстрое погружение в кромешную тьму настроило меня на ожидание всевозможных сюрпризов, которые могла принести с собой ночь. Единственное, что мне оставалось делать в столь неординарной ситуации, это ждать... ждать... и ждать. 

Минуты медленно ползли одна за другой, но мне довольно быстро удалось "ощутить" особенную, весьма своеобразную атмосферу, присущую Царской комнате - атмосферу, которую я мог бы назвать "психической". Я намеренно старался сделать свое сознание как можно более восприимчивым, а чувства - пассивными, чтобы уловить любое сверхординарное проявление, если бы оно в действительности имело здесь место. Но мне не хотелось также, чтобы личные предчувствия и предубеждения каким-то образом могли повлиять на восприятие всего того, что могло прийти ко мне из сфер, недоступных пяти обычным физическим чувствам. Одну за другой я отбрасывал роящиеся в голове мысли, пока мой разум не погрузился в полудрему. 

Благодаря тому покою, в который я привел свои мысли, я стал более явственно ощущать и покой, царивший вокруг. Мир с его шумом и суетой казался таким далеким, будто и вовсе не существовал. Ни единого звука не доносилось до меня из темноты. Тишина - вот истинный повелитель Великой пирамиды; тишина, установившаяся еще в доисторические времена и которую не в силах победить даже разноязыкий гомон туристов, ибо каждую ночь она возвращается вновь и вновь, вселяя благоговейный страх своим безраздельным могуществом. 

И тут я решил загадку необычной атмосферы Царской комнаты. Люди с повышенной чувствительностью всегда реагируют подобным образом на обстановку древних зданий, и я тоже, судя по всему, не стал исключением из этого правила. Это ощущение становилось все более отчетливым, постепенно погружая меня в беспредельную древность и изгоняя из моей памяти всякие воспоминания о двадцатом столетии. Я же, следуя своему первоначальному намерению, вовсе не пытался противостоять этому ощущению, но напротив, позволял ему беспрепятственно нарастать. 

Но тут в меня исподволь закралось еще одно странное ощущение - мне показалось, что я здесь не один. Я почувствовал, что под покровом непроглядной тьмы рядом со мной пробуждается еще что-то одушевленное, что-то живое. Это было смутное, но вполне различимое ощущение. Должно быть, именно "оно", вместе с иллюзией возвращения в прошлое, настроило мое сознание на "психический" лад. 

Однако это смутное ощущение непонятной, чужой, пугающе пульсировавшей в темноте жизни со временем так и не стало ни на йоту определеннее. Час проходил за часом, а ночь, вопреки всем моим ожиданиям, не принесла мне с собой ничего, кроме холода. Три последних дня я постился, чтобы усилить этим свою чувствительность, но следствием моего воздержания стало только то, что я очень быстро замерз. Сквозь узкие вентиляционные шахты в Царскую комнату проникал холодный воздух, и моя легкая одежда была отнюдь не самой надежной защитой от него. Все мое озябшее тело сотрясала мелкая дрожь. Мне пришлось подняться и надеть на себя куртку, снятую всего лишь несколько часов назад оттого, что в пирамиде было слишком жарко. Таким бывает климат на Востоке в определенные времена года : днем стоит тропическая жара, а ночью наступает сильное похолодание. 

По сей день еще никому не удалось отыскать выходы вентиляционных каналов на поверхности пирамиды, хотя предположительное их местонахождение известно. Некоторые египтологи даже сомневаются в том, что эти каналы вообще выходят на поверхность, но тот факт, что я совершенно замерз в пирамиде ночью, надеюсь, развеет их сомнения. 

Я снова уселся на свой камень и попытался во второй раз подчиниться подавляющей мертвенной тишине и всепоглощающему мраку Царской комнаты. С умиротворенной душой я ждал и надеялся. Почему-то вдруг совершенно некстати вспомнилось, что где-то к востоку от меня проложен сквозь пески и озера Суэцкий канал, и величавый Нил течет с юга на север, образуя спинной хребет всей этой страны. 

Могильная тишина и присутствие поблизости пустого каменного гроба плохо способствовали успокоению нервной системы, да еще и кратковременный перерыв в неподвижном ночном бдении, сделанный мной, чтобы одеться, словно нарушил покой этой комнаты, ибо я очень скоро заметил, что смутное ощущение присутствия рядом какой-то невидимой жизни переросло в абсолютную уверенность. Возле меня и в самом деле пульсировало что-то живое, хотя я и не видел в темноте абсолютно ничего. Мысль об этом заставила меня в полной мере ощутить всю неприкаянность и беспомощность своего нынешнего положения. Я сидел в полном одиночестве в этой жуткой комнате, вознесенной над поверхностью земли более чем на две сотни футов - выше всех в миллионном Каире, окруженный беспросветной темнотой, брошенный и покинутый в этом странном здании, стоящем на самом краю пустыни, простирающейся далее на запад на сотни миль. А вокруг этого здания - очевидно, самого старого во всем мире - раскинулся мрачный, загроможденный могилами некрополь древней столицы. 

Обширное помещение Царской комнаты вдруг представилось мне - человеку, глубоко проникшему в тайны психики и оккультизма и в секреты магии и колдовства Востока - наполненным невидимыми существами - духами, охранявшими это древнее здание. Казалось, что вот-вот из мертвой тишины раздастся какой-нибудь призрачный голос. 

Теперь я был даже благодарен тем древним строителям за то, что они оставили здесь эти узкие вентиляционные шахты, обеспечивавшие хоть и слабый, но постоянный приток холодного свежего воздуха в эту древнюю комнату. И даже то обстоятельство, что воздух, прежде чем добраться сюда, проходил почти триста футов сквозь толщу пирамиды, не делало его менее желанным. Я - человек, привыкший к одиночеству, и даже более того - любящий одиночество, но в уединении этой комнаты было что-то пугающее и сверхъестественное. 

Темнота начала физически давить на меня, как железная наковальня. Тень нечаянного страха легла мне на сердце, но я туг же отогнал ее. Для того, чтобы сидеть внутри этого пустынного монумента, не требовалось особого физического мужества, но необходима была некоторая моральная стойкость. Вряд ли из какой-нибудь щели могла выползти змея; и еще менее вероятно, что среди ночи сюда забредет по ступенчатым склонам пирамиды какой-то беззаконный бродяга. И в самом деле, единственными живыми существами, встретившимися мне здесь, были: перепуганная мышь, которую я увидел вечером в горизонтальном коридоре, - она металась между плотно прижатыми друг к другу гранитными глыбами, отчаянно пытаясь найти хоть какую-нибудь лазейку, чтобы спрятаться от устрашающего света фонаря; две невероятно древние желтовато-зеленые ящерицы, прилепившиеся к потолку небольшой ниши в Комнате царицы; и, наконец, летучие мыши в подземном склепе. Справедливости ради надо отметить, что мое появление в Большой галерее приветствовал целый оркестр сверчков, но он вскоре умолк. Теперь ничего этого не было, и непроницаемая тишина полностью поработила всю пирамиду. Вокруг не было ни единого существа, способного причинить мне вред, и все же меня не покидало смутное беспокойство, ощущение того, что за мной непрестанно следят чьи-то невидимые глаза. Всюду царила призрачная неопределенность, стиравшая границу между мистикой и реальностью... 

***

Существуют колебания силы, звука и света, недоступные нашему нормальному восприятию. Веселые песенки и серьезные речи разносятся радиоволнами по всему свету, где их с нетерпением ожидают благодарные радиослушатели; но не будь у них правильно настроенных радиоприемников, они так никогда и не смогли бы все это услышать. Я постарался выйти из состояния пассивного восприятия и усилием воли сконцентрировать разум и чувства, побуждая их уловить хоть что-нибудь в окружающей мертвой тишине. Если бы мне и в самом деле удалось на какое-то время, посредством максимальной внутренней сосредоточенности, аномально усилить свою способность к восприятию, кто знает, может, я смог бы тогда уловить присутствие в этой комнате каких-либо незримых сил? 

Уже в процессе собственной "настройки", которую я проводил методом усиления внимания к своим внутренним ощущениям (этот метод я успел освоить задолго до второго визита в Египет), я понял, что неведомые силы, заполнившие комнату, настроены далеко не дружелюбно. Я явственно ощущал, что они несут в себе зло и угрозу. Безымянный страх закрадывался в мое сердце и возвращался туда вновь и вновь до тех пор, пока мне не удалось окончательно изгнать его прочь. Я по-прежнему продолжал действовать методом интенсивной, целеустремленной и обращенной внутрь концентрации мыслей, но несколько изменил его направленность, попытавшись переключиться со слуха на зрение. И тогда в абсолютно темной комнате замелькали тени. Они носились повсюду, обретая все более определенные очертания, их злобные лица мелькали прямо у меня перед глазами. Один из ужасных призраков придвинулся прямо ко мне, посмотрел мне в глаза холодным ненавидящим взглядом и угрожающе поднял вверх руки, будто силясь меня напугать. Казалось, что это древние призраки выбрались из соседнего некрополя - такого старого, что даже его мумии уже рассыпались в прах в своих каменных саркофагах; выбрались, чтобы устремиться сюда, к месту моего уединения. В памяти сразу всплыли легенды о злых духах, населяющих окрестности пирамид, со всеми их малоприятными подробностями, слышанными мною от арабов из близлежащей деревни. Когда я сообщил одному своему молодому арабскому другу о намерении провести ночь в пирамиде, он, как мог, старался отговорить меня от этой затеи.
- Там на каждом дюйме скрывается привидение, - предупреждал он, - там обитает целая армия призраков и джиннов. 

Теперь я воочию убедился в том, что его предостережение не было напрасным. Призрачные фигуры отовсюду проникали в темную комнату и носились вокруг. Постоянно беспокоившее меня смутное и необъяснимое ощущение дискомфорта превратилось теперь в жуткую реальность. Я чувствовал, как где-то в центре моего неподвижного тела бешено бьется сердце, растревоженное всем этим кошмаром. Меня вновь одолел таящийся в глубинах каждой человеческой души страх перед сверхъестественным. Ужас и страх попеременно являли мне свои перекошенные дикой злобой лица. Ладони непроизвольно сжались так, что хрустнули пальцы. Все же я решил не сдаваться, и хотя этим наводнившим комнату призракам поначалу удалось внушить мне чувство тревоги, в конце концов, я смог, собрав всю силу и мужество, отогнать его прочь. Глаза мои были закрыты, но все же эти серые, бесшумные и невесомые тени оставались видимыми для меня. И от каждой из них веяло неумолимой свирепостью, безудержным желанием отвратить от намеченной цели. 

Меня окружал целый рой враждебно настроенных существ. Но с этим легко было покончить в любую минуту, включив свет или же ринувшись прочь из этой комнаты - туда, где в нескольких сотнях футов находился забранный решеткой выход и где общество вооруженного охранника придало бы мне уверенности. Это было испытание, своего рода утонченная форма пытки, оставлявшая неприкосновенным тело, но изводившая душу. И все же какой-то внутренний голос неотступно шептал мне, что я должен претерпеть все это до конца. 

И развязка действительно наступила. Жуткие элементальные создания, злые духи преисподней, нелепые, безумные, грубые и дьявольские образы столпились вокруг меня, заставив испытать невыразимое отвращение. За несколько минут я пережил то, чего не смогу забыть до конца дней своих. Эта неестественная сцена, подобно фотоснимку, навсегда запечатлелась в моей памяти. И никогда больше я не решусь на повторение подобного эксперимента, никогда уже не осмелюсь провести ночь во чреве Великой пирамиды. 

И вдруг все кончилось. Злобные призрачные существа растворились во мраке, вернулись назад - в свое мрачное царство мертвых - унося с собой созданную ими атмосферу испепеляющего ужаса. Мои измученные нервы испытали, наконец, облегчение, какое, наверное, испытывает солдат после прекращения жестокого артобстрела. 

Не знаю точно, сколько с тех пор прошло времени, но вдруг я ощутил присутствие в комнате нового существа - на сей раз спокойного и благожелательного. Оно стояло у входа и смотрело на меня добрьми глазами. С его появлением атмосфера комнаты полностью изменилась, причем к лучшему. Новое существо принесло с собой ощущение чистоты и разума, и мои измученные чувствительные нервы подверглись новому воздействию - на сей раз ласковому и успокаивающему. Существо подошло к моему каменному креслу, и я заметил, что за ним следует еще одна призрачная фигура. Оба приблизились, и я ощутил на себе их выразительные, исполненные пророческого предвидения взгляды. Я понял, что приближается один из самых важных моментов всей моей жизни. 

Появление этих двух существ я тоже запомню до конца своих дней. Их белые одежды, обутые в сандалии ноги, мудрые лица и рослые фигуры всплывают в моей памяти во всех подробностях, стоит мне только подумать об этом происшествии. Их регалии явно свидетельствовали о принадлежности к верховным жрецам религии Древнего Египта. Они излучали вокруг себя едва заметный мерцающий свет, непостижимым образом освещавший окружавшее их пространство. На лицах застыло умиротворенное выражение, делавшее их похожими скорее на полубогов, чем на людей. 

Они стояли неподвижно, как статуи, скрестив руки на груди в молчаливом приветствии. 

Неужели я смог проникнуть в некое четвертое измерение, сквозь которое перенесся теперь в далекое прошлое? Неужели моя иллюзия ухода от настоящего привела меня в Древний Египет? Нет, все было не так, ибо эти двое тоже видели меня и, казалось, собирались заговорить со мной. 

Оба наклонились ко мне, так что лицо одного из духов оказалось как раз напротив моего. Его глаза сияли духовным огнем, губы чуть пошевелились, и я услышал его голос : 
- Для чего ты пришел сюда и пробудил тайные силы? Разве недостаточно тебе тех путей, коими ходят смертные? - спросил он. 

Эти слова я никак не мог услышать физически, ибо тишина комнаты не была нарушена ни единой вибрацией звука. Скорее, я услышал их так, как слышит глухой с помощью электрического слухового аппарата, служащего ему посредником - искусственной барабанной перепонкой. С той лишь разницей, что мои барабанные перепонки тоже остались совершенно непотревоженными. Эту речь можно было бы назвать и телепатической, поскольку звучала она не в моих ушах, а проникала непосредственно в мое сознание. Однако, такое сравнение может создать ложное впечатление, что это был всего лишь обмен мыслями. Нет, ничего подобного. Это был настоящий, живой голос. 

И я ответил :
- Да, недостаточно! 
- Шум городской толпы успокаивает мятущееся сердце человека, - сказал он тогда, - вернись назад, к подобным себе, и вскоре ты забудешь пустые фантазии, приведшие тебя сюда. 

Но я снова ответил : 
- Нет, это невозможно. 
И все же он продолжал настаивать : 
- Преследуя мечту, ты все больше будешь удаляться от царства разума. Многие из следовавших за ней возвращались обратно, лишившись рассудка. Вернись сейчас, пока еще есть время, и ступай, как прежде, по пути, указанному смертным. 

Но я лишь покачал головой и прошептал в ответ. 
- Я должен следовать этим путем. Теперь у меня нет иного выбора. 

Тогда жрец подошел еще ближе и вновь склонился ко мне. Его немолодое лицо резко выступило на фоне окружающей тьмы. Он прошептал мне прямо в ухо : 
- Соприкоснувшийся с нами, потеряет ощущение родства со своим миром. Способен ли ты идти далее в одиночестве? 
- Не знаю, - ответил я. 
- Да будет так, - прозвучали во тьме его последние слова, - ты сделал свой выбор. Оставайся верным своему решению, ведь обратной дороги уже не будет. Прощай. 

И призрак исчез. Я остался один на один со вторым духом, который до сих пор оставался лишь безучастным свидетелем происходящего. 

***

Теперь он приблизился ко мне, встав между мной и мраморным саркофагом. Я посмотрел ему в лицо и увидел перед собой очень-очень старого человека. Я даже не рискнул предположить, сколько ему может быть лет. 

- Сын мой, могущественные повелители тайных сил обратили на тебя свое внимание. Сегодня тебе предстоит попасть в Чертог Познания, - бесстрастно произнес он. - Тебе следует лечь на этот камень! В прежние времена это происходило бы там, на ложе из папируса. - И он указал на каменный саркофаг. 

Даже не потрудившись задуматься над услышанным, я сразу же повиновался таинственному гостю и вытянулся, лежа на спине, на поверхности камня. 

То, что произошло сразу после этого, непонятно мне до сих пор. Призрачный жрец словно ввел мне дозу неведомого, медленно действующего анестезирующего препарата. Все мои мускулы напряглись, после чего тело начала охватывать странная парализующая летаргия. Конечности стали наливаться тяжестью и коченеть. Сначала холод сковал мои стопы. Их будто кто-то заморозил. Постепенно непонятное оцепенение добралось до колен, но не остановилось на этом, продолжая захватывать все мое тело. Я как будто увяз по пояс в снежном сугробе во время восхождения на горную вершину. Мои ноги потеряли всякую чувствительность. 

Я начал впадать в забытье, и в мой разум закралось смутное предчувствие надвигающейся смерти. Однако я не боялся, поскольку уже давно смог освободиться от первобытного страха смерти и теперь с философским спокойствием относился к ее неизбежности. 

А непонятный холод тем временем уже сковал мой позвоночник, мое дыхание становилось все слабее, а сам я, казалось, стал проваливаться куда-то в глубины сознания, в некую центральную точку собственного мозга. 

Когда же холод достиг груди, практически полностью парализовав тело, я ощутил нечто похожее на сердечный приступ. И хотя он скоро прошел, я догадывался, что самый жуткий момент еще ожидает меня впереди. 

В голову мне пришла на удивление нелепая мысль, и если бы мои окаменевшие челюсти были в состоянии пошевелиться, она, возможно, даже заставила бы меня рассмеяться. А подумал я вот что: "Утром в пирамиде будет найден мой труп - на этом и закончатся все мои оккультные искания". 

Я не сомневался в том, что все мои ощущения были вызваны переходом моего собственного духа от физической жизни к посмертному состоянию. 

Но хотя я и знал, что чувствую сейчас приближение смерти, я даже и не думал сопротивляться. 

Наконец наступил момент, когда все мое сконцентрированное сознание сосредоточилось исключительно в голове, и последние отчаянные его всплески постепенно погасли в глубинах мозга. Мне показалось, словно меня подхватил мощный тропический ураган и сквозь узкий коридор потащил куда-то вверх; затем последовал пугающий своей неожиданностью прорыв в безграничное пространство, и вот - я обрел Свободу! 

Ни одним другим словом невозможно описать того безмятежного состояния легкости, в котором я оказался. Я превратился в ментальное существо, состоящее лишь из мыслей и ощущений и полностью свободное от обременяющей тяжести физической плоти, сковывавшей меня до сих пор. Я сбросил земное тело, подобно призраку, подобно усопшему, восставшему из гробницы, но мое сознание ни на йоту не пострадало от этого. Напротив, я стал ощущать реальность своего существования еще яснее, чем прежде. Но самое главное - после исхода из физического мира, в том неведомом четвертом измерении, где я теперь оказался, я обрел ощущение безмерной и самой безмятежной свободы.

Сперва я чувствовал, что продолжаю горизонтально лежать на спине, как и мое только что оставленное тело, лишь приподнявшись чуть выше над своим каменным ложем. Затем мне показалось, что чья-то невидимая рука, слегка подтолкнув меня вперед, вернула меня в вертикальное положение, и я смог снова встать на ноги. В конце концов, во мне осталось странное смешанное ощущение того, что я и стою и лежу одновременно. 

Я посмотрел вниз и увидел свое покинутое тело, все также неподвижно распростертое на поверхности каменной глыбы. Я увидел в перевернутом изображении равнодушное лицо: глаза были наполовину прикрыты, но блестевшие из-под век зрачки свидетельствовали, что я, возможно, продолжаю внимательно вглядываться в темноту. Руки были сложены на груди, хотя я точно помнил, что оставил их вытянутыми вдоль туловища. Неужели кто-то скрестил мои руки за меня, когда я уже перестал их ощущать? Ноги оставались вытянутыми и плотно сдвинутыми вместе. Я напоминал себе покойника, мертвую форму, которую уже покинул дух. 

Я заметил, что от меня теперь исходит едва заметное серебристое свечение - от меня нового, прямо к тому безжизненному существу, что покоилось внизу на каменном ложе. Это было поразительно, но еще более поразительным было то, что эта замеченная мною загадочная психическая пуповина освещала своим сиянием ту часть Царской комнаты, над которой я теперь воспарил; стали видны даже отдельные камни в стене, будто озаренные лунным светом. 

Я превратился в привидение, бесплотное существо, подвешенное в пространстве, и понял, наконец, почему эти мудрые древние египтяне изображали освобожденную душу человека в своих иероглифических надписях в виде птицы. Я почувствовал, что могу теперь охватить гораздо больший объем пространства и перемещаться в нем намного свободнее, словно за спиной у меня выросли крылья. Я поднялся в воздух и завис над своим брошенным телом точно также, как птица поднимается в небо и кружит затем над своим гнездом. А это ощущение окружающей меня великой пустоты? Несомненно, для этого состояния трудно было найти образ более подходящий, чем птица. 

Да, я взвился ввысь, освободив душу от бренных оков. Разделившись на две одинаковые с виду части, я покинул привычный мне мир. В своем новом теле-двойнике я ощущал необычайную легкость, воздушность своей новой природы. Глядя вниз на холодный камень, где распростерлось мое тело, я вдруг осознал одну важную вещь, надолго овладевшую моим сознанием, и беззвучно сказал самому себе: 

"Ведь это и есть состояние смерти. И теперь я знаю, что я - душа и что я могу существовать отдельно от тела. Я всегда буду помнить об этом, ибо видел все собственными (пусть не физическими) глазами". 

Это открытие настойчиво напоминало о себе все то время, что я провел в невесомом состоянии над своей опустевшей материальной оболочкой. Я доказал себе реальность бессмертия самым надежным, по моему мнению, способом - я просто умер, а затем воскрес! Я продолжал смотреть на покинутые мною горизонтально лежащие останки и не переставал удивляться: неужели эта пустая оболочка и есть то, что я на протяжении многих лет считал самим собою? Только сейчас я с предельной ясностью осознал, что это всего лишь масса неразумной, бессознательной и грубой материи. Глядя в свои незрячие бессмысленные глаза, я невольно ощутил нелепость и даже комизм общепринятого человеческого самовосприятия. На самом деле мое тело было всего лишь темницей, в которую был заточен настоящий "Я", но теперь я вырвался на свободу. Время от времени я рождался на этой планете, благодаря очередному физическому организму, который я долгое время ошибочно принимал за свою истинную и главную сущность. 

Сила притяжения на меня теперь совершенно не влияла, и я в буквальном смысле парил в воздухе со странным ощущением, что я не то пребываю в подвешенном состоянии, не то чувствую твердую опору у себя под ногами. 

Неожиданно рядом возник все тот же старый жрец - по-прежнему серьезный и невозмутимый. Подняв вверх глаза и придав лицу еще более возвышенное выражение, он благоговейно произнес: 

- О Амон, о Амон, сущий на Небесах, обрати лик свой на мертвое тело своего сына и прими его к себе в мир духа. Да будет так. - А затем обратился уже ко мне :
- Теперь ты усвоил этот великий урок. Человек не может умереть, ибо душа его рождена из Бессмертия. Передай же эту истину людям доступным им языком. Смотри! 

И тут рядом со мной прямо из пустоты выступило уже почти забытое лицо женщины, на чьих похоронах мне пришлось присутствовать более двадцати лет тому назад; а потом появилось знакомое лицо мужчины, который был мне больше чем другом и которого я в последний раз видел двенадцать лет назад, когда его тело положили в гроб; и, наконец, улыбающееся лицо ребенка, погибшего случайно упав с высоты. 

Все трое умиротворенно смотрели на меня, и вновь я услышал их добрые голоса. Совсем немного длился мой разговор с так называемыми "умершими", чьи лики вскоре вновь растаяли в темноте. 

- Они живы, также как и ты, и как жива пирамида, которая видела на своем веку гибель половины мира, - сказал верховный жрец. - Знай же, сын мой, что в этом древнем храме хранится забытая летопись древнейших рас человеческих и Завет, заключенный ими со своим Творцом через Его первых великих Пророков. И еще знай, что во все времена сюда указывали дорогу избранным, дабы показать им этот Завет, и они, вернувшись к ближним своим, становились с тех пор хранителями этой великой тайны. Вернись и ты и унеси с собой наше предостережение: если люди забывают своего Творца и начинают смотреть друг на друга с ненавистью, как это делали вожди Атлантиды - во времена которых и была построена эта пирамида - они гибнут под тяжестью своих собственных беззаконий. Так погибли и люди Атлантиды. Не Творец утопил Атлантиду, но себялюбие, жестокость и духовная слепота тех, кто жил на этих обреченных островах. Творец любит всех, но жизнью людей управляют незримые законы, которые Он установил для них. 

Разумеется, я сразу же загорелся желанием увидеть этот Завет, и дух, должно быть, прочел мои мысли, поскольку поспешно сказал : 
- Для всякой вещи есть свое время. Не сейчас, сын мой, не сейчас. 

Я был обескуражен. Несколько секунд он молча смотрел на меня. 

- Еще ни одному человеку из твоего народа не было позволено взглянуть на него, но поскольку ты - человек, сведущий в этих материях и пришел к нам с доброй волей и пониманием в сердце, ты получишь за это награду свою. Иди со мной! 

И тут начались еще более странные вещи. Мне показалось, что я проваливаюсь в забытье, мое сознание на миг погасло, и следующее, что я потом увидел: мы - я и жрец - находились уже в совсем другом месте. Это был длинный коридор, освещенный мягким светом, хотя вокруг не было видно ни окон, ни каких-либо светильников. Я подумал поначалу, что свет исходит от моего окруженного ореолом попутчика и от тянувшейся за мной мерцающей эфирной полосы, но вскоре понял, что только нас двоих было бы явно недостаточно для освещения всего коридора. Его стены были сложены из яркого камня, похожего на розоватого цвета терракоту, с едва заметными стыками между отдельными блоками. Пол коридора вел вниз под точно таким же углом, что и входной тоннель пирамиды. Всю конструкцию можно было без преувеличений назвать совершенной. Коридор имел прямоугольную форму; потолки были не слишком высоки, но никаких неудобств это не создавало. Мне так и не удалось обнаружить таинственный источник света, и все же в тоннеле было светло, будто сами его стены обладали фосфоресцирующими свойствами. (Д-р Аббат-Паша, вице-президент Института египтологии, и м-р Уильям Гроф, сотрудник того же института, провели однажды целую ночь в пустыне, неподалеку от пирамид. В официальном отчете об этом исследовании последний сообщает: "Около восьми часов вечера я заметил свет, источник которого медленно перемещался вокруг Великой пирамиды возле самой ее вершины; он напоминал невысокое пламя. Огонек трижды обошел вокруг пирамиды, а затем исчез. После этого я практически всю ночь внимательно наблюдал именно за этой пирамидой, и около одиннадцати свет появился снова, только на сей раз он приобрел голубоватый оттенок. Он медленно поднялся вдоль склона пирамиды практически по прямой линии, завис ненадолго над ее вершиной, после чего опять исчез". Благодаря настойчивым расспросам местных бедуинов, м-ру Грофу удалось обнаружить, что загадочный свет более или менее часто наблюдали в прошлом - рассказы о нем уходят своими корнями вглубь столетий. Арабы приписывают его духам-охранителям пирамиды. А м-р Гроф, хотя и пытался найти естественное объяснение этому явлению, так и не преуспел в этом начинании.) 

Верховный жрец приказал мне следовать за ним вниз по коридору. 
- Не оглядывайся назад, - предупредил он, - и даже не поворачивай головы. 

Мы немного спустились вниз, и я увидел перед собой в дальнем конце тоннеля вход в большую, похожую на храм комнату. Я не сомневался в том, что нахожусь где-то внутри пирамиды или же под нею, но я никогда раньше не видел ни этого коридора, ни этой комнаты. Очевидно, они были хорошо спрятаны, и по сей день их так никто и не смог найти. Я был ошеломлен этим открытием, и единственным моим желанием стало - узнать, где же расположен вход в этот коридор. Мне все же пришлось повернуть голову, чтобы хоть мельком взглянуть назад, где я надеялся увидеть какую-нибудь потайную дверь. Я не помнил, как очутился в этом коридоре, но в дальнем его конце увидел нечто, похожее на выход, заложенный прямоугольными блоками и, как мне показалось, замурованный цементом. Некоторое время я пристально смотрел на голую стену, но затем меня словно отбросила в сторону какая-то непреодолимая сила, видение коридора исчезло, и я снова повис в пустоте. И вновь услышал слова: 
- Не сейчас, не сейчас, - прозвучавшие как эхо. 

А несколько мгновений спустя я опять увидел свое лежащее на камне неподвижное и бесчувственное тело. 
- Сын мой, - донесся до меня тихий голос верховного жреца, - не так важно, найдешь ты эту дверь или нет. Главное, чтобы ты отыскал скрытый коридор, ведущий в твой собственный разум, и по нему добрался до тайного храма своей собственной души. Там ты найдешь нечто поистине великолепное. Тайна Великой пирамиды - это тайна твоей собственной сущности. Все потаенные комнаты и древние летописи заключены в тебе самом. В том и заключен урок Великой пирамиды, что каждый человек должен стремиться проникнуть в самого себя, добраться до неведомого средоточия собственного существа и найти в нем свою душу, достичь невидимых глубин собственного храма и открыть для себя его самые сокровенные тайны. Прощай! 

Тут мысли мои смешались в каком-то неведомом, подхватившем меня водовороте; казалось, он затягивает меня, заставляя спускаться все ниже и ниже. Меня охватило странное оцепенение, и я почувствовал, что снова погружаюсь в физическое тело; я напряг всю свою волю, пытаясь пошевелить окаменевшими мускулами, но безрезультатно, и, наконец - потерял сознание... 

Когда я опять открыл глаза, то все равно не увидел вокруг ничего, кроме сплошной темноты. Оцепенение понемногу прошло, и я, нащупав рукой фонарик, зажег свет. Я был по-прежнему в Царской комнате, и все еще под сильным впечатлением от только что пережитого (скажу больше - эмоции настолько переполняли меня, что я даже вскочил со своего каменного ложа и закричал, заставив всю пирамиду оглушительным эхом отозваться на мой возглас). Но вместо того, чтобы ощутить под собой знакомый каменный пол Царской комнаты, мои ноги провалились в пустоту. Хорошо еще, что в самый последний момент я успел уцепиться обеими руками за край каменного блока и всем телом прижаться к его поверхности. Только это и спасло меня от падения. Я сразу же понял, что произошло. Не осмотревшись как следует, я соскочил с каменной глыбы с дальней ее стороны и как раз угодил в яму, выдолбленную в северо-западном углу комнаты. 

С трудом я выбрался наверх, взял в руки фонарь и поднес к нему свои часы. Стекло циферблата треснуло в двух местах, когда я ударился ладонью и запястьем о стену во время падения, но механизм по-прежнему продолжал непринужденно тикать; и когда я разглядел который час, то едва не рассмеялся, несмотря на всю величавую серьезность окружавшей меня обстановки. 

Ибо часы показывали как раз тот самый драматический момент, который традиционно считается кульминацией для каждой ночи - обе стрелки сошлись на числе двенадцать, не больше и не меньше! 

Когда на рассвете вооруженный полицейский снял замок с запиравшей вход железной решетки, из темных глубин Великой пирамиды ему навстречу, спотыкаясь, вышло изможденное, запыленное, с запавшими от усталости глазами существо. Выйдя из пирамиды, оно медленно побрело по высоким каменным блокам прямо навстречу восходящему Солнцу, спустилось вниз и, щурясь от неяркого утреннего света, принялось разглядывать давно знакомый пейзаж. А затем, сделав несколько глубоких вдохов, инстинктивно обратило свое лицо навстречу Pa - Солнцу и молча возблагодарило его за этот бесценный дар света, пожалованный человечеству. 



Назад