Ричард Бах ИЛЛЮЗИИ. Часть 12. "Истинный первородный грех заключается в ограничении Абсолюта. Не делай этого". Был свежий теплый полдень, ливень ненадолго прекратился, и тротуары, по которым мы шагали из города к самолетам, были все еще мокрыми. - Ты ведь можешь проходить сквозь стены, да, Дон? - Нет. - Когда ты говоришь "нет", а я знаю, что на самом деле можешь, это означает, что тебе не нравится, как я сформулировал вопрос. - Мы крайне наблюдательны, - сказал он. - Все дело в "проходить" или в "стенах"? - Да, но не только. Твой вопрос предполагает, что я существую в одном ограниченном пространстве-времени и перемещаюсь в другое пространство-время. Сегодня у меня нет желания соглашаться с твоими ложными предположениями обо мне. Я нахмурился. Он знал, о чем я спрашивал. Почему бы ему не ответить просто на мой вопрос и дать мне возможность узнать, как он это делает? - Так я пытаюсь помочь тебе точнее формулировать свои мысли, - сказал он мягко. - Ну ладно. Ты можешь сделать так, чтобы казалось, что ты можешь пройти сквозь стену. Так лучше? - Лучше. Но если ты желаешь быть точным... - Не подсказывай мне. Я знаю, как сказать то, что хочу. Вот мой вопрос. Каким образом ты можешь переместить иллюзию ограниченного чувства личности, выраженного в таком представлении пространственно-временного континуума, как твое "тело", через иллюзию материальной преграды под названием "стена"? - Прекрасно! - одобрил он. - Когда ты правильно задаешь вопрос, он отвечает сам на себя, не так ли? - Нет. Этот вопрос не ответил сам на себя. Как ты проходишь сквозь стены? - Ричард! Ты был почти у цели, а затем все испортил! Я не могу проходить сквозь стены... когда ты говоришь это, ты допускаешь существование вещей, которых я вовсе не допускаю, а если и я начну думать так же, как ты, то ответ будет: я не могу. - Но так сложно, Дон, выражать все очень точно. Разве ты не знаешь, что я хочу сказать? - И от того, что что-то очень сложно, ты не пытаешься это сделать? Научиться ходить вначале тоже было тяжело, но ты позанимался, и теперь, глядя на тебя, может показаться, что это вовсе нетрудно. Я вздохнул. - Ладно. Забудь об этом вопросе. - Я о нем забуду. Но у меня есть к тебе вопрос: а ты можешь? - Он глянул на меня с таким видом, будто ему было на это совершенно наплевать. - Итак, ты говоришь, что тело - это иллюзия, и стена - это иллюзия, но личность реальна, и ее нельзя остановить никакими иллюзиями. - Не я это говорю. Это ты сам сказал. - Но это так. - Естественно, - подтвердил он. - И как ты это делаешь? - Ричард, тебе не надо ничего делать. Ты представляешь, что это уже сделано, вот и все. - Надо же, как все просто. - Как научиться ходить. Потом ты начинаешь удивляться, что в этом было такого сложного. - Дон, но проходить сквозь стены для меня сейчас совсем не сложно; это просто невозможно. - Ты, наверное, думаешь, что если повторишь "невозможно- невозможно-невозможно" тысячу раз, то все сложное для тебя вдруг станет простым? - Прости. Это возможно, и я сделаю это, когда придет время мне это сделать. - Поглядите только на него, он ходит по воде, яко по суху, и опускает руки от того, что не проходит сквозь стены. - Но то было просто, а это... - Утверждая, что ты чего-то не можешь, ты лишаешься всемогущества, - пропел он. - Не ты ли неделю назад плавал в земле? - Ну плавал. - А разве стена - это не просто вертикальная земля? Разве тебе так уж важно, как расположена иллюзия? Горизонтальные иллюзии легко преодолеть, а вертикальные - нет? - Мне кажется, я начинаю наконец понимать тебя, Дон. Он посмотрел на меня и улыбнулся. - Как только ты поймешь меня, придет пора оставить тебя на время наедине с самим собой. На окраине городка стояло большое хранилище зерна и силоса, построенное из оранжевого кирпича. Казалось, что он решил вернуться к самолетам другой дорогой и свернул в какой-то переулок, чтобы срезать путь. Для этого надо было пройти сквозь кирпичную стену. Он круто повернул направо, вошел в стену и пропал из виду. Теперь я думаю, что если бы сразу же повернул за ним, то тоже смог бы пройти сквозь нее. Но я просто остановился на тротуаре и посмотрел на место, где он только что был. Затем я коснулся рукой стены, она была из твердого кирпича. - Когда-нибудь, Дональд, - сказал я, - когда-нибудь... - и в одиночестве пошел кружным путем к самолетам. - Дональд, - сказал я, когда добрался до поля. - Я пришел к выводу, что ты просто не живешь в этом мире. Он удивленно посмотрел на меня с крыла своего самолета, где учился заливать бензин в бак. - Конечно, нет. Можешь ли ты мне назвать кого-нибудь, кто живет в нем? - Что ты хочешь этим сказать, могу ли я назвать кого-нибудь, кто живет? Я! Я живу в этом мире! - Превосходно, - похвалил он, как будто мне удалось самостоятельно раскрыть страшную тайну. - Напомни потом, что сегодня я угощаю тебя обедом. Я просто поражен, что ты умеешь постоянно учиться. Это сбило меня с толку. Он говорил без сарказма и иронии, он был абсолютно серьезен. - Что ты хочешь сказать? Конечно же, я живу в этом мире. Я и еще примерно четыре миллиарда человек. Это ты... - О, боже, Ричард! Ты серьезно! Обед отменяется. Никаких бифштексов, никаких салатов, ничего! Я-то думал, что ты овладел главным знанием. - Он замолчал и посмотрел на меня с сожалением. - Ты уверен в этом? Ты живешь в том же мире, что, например, и биржевой маклер, да? И твоя жизнь, как мне кажется, только что круто изменилась из-за новой политики Биржевого комитета - от перераспределения министерских портфелей с пятидесятипроцентной потерей вложения для держателей акций? Ты живешь в том же мире, что и шахматист-профессионал? Нью-йоркский открытый турнир начинается на этой неделе. Петросян, Фишер и Браун сражаются за приз в полмиллиона долларов. Что же ты тогда делаешь на этом поле в Мейленде, штат Огайо? Ты и твой биплан, "Флит", выпуска 1929 года, здесь, на фермерском поле, и для тебя нет ничего важнее, чем разрешение использовать это поле для полетов, люди, желающие покататься на самолете, постоянный ремонт мотора и то, чтобы, не дай бог, не пошел град... Сколько же, по-твоему, человек живет в твоем мире? Ты стоишь там, на земле, и серьезно утверждаешь, что четыре миллиарда живут не в четырех миллиардах разных миров, ты серьезно собрался это мне доказать? - он так быстро говорил, что начал задыхаться. - А я уже прямо чувствовал, как картошка тает на языке, - сказал я. - Очень жаль. Очень хотелось тебя угостить. Но с этим все, лучше и не вспоминать. И хоть тогда я в последний раз обвинил его в том, что он не живет в этом мире, прошло еще много времени, прежде чем я понял слова, на которых открылась книжка: "Если ты немного потренируешься, живя как придуманный персонаж, ты поймешь, что придуманные герои иногда более реальны, чем люди, имеющие тело и бьющееся сердце".